Том 2. Стихотворения и пьесы 1917-1921 - Страница 47


К оглавлению

47

Мало, оказывается, чистых добить.
Нужен хлеб. Надо воду добыть.

Нечистые


Что делать?
Как быть?

Швея


Нам бог не может погибнуть дать.
Сложим руки — будем ждать.

Охотник


Слабеет от голода за мускулом мускул.

Швея

(вслушиваясь)


Что это?
Слышите?
Слышите музыку?

Плотник


Антихрист речь повел нам
об Арарате и рае.

(Испуганно вскакивает, пальцем за борт.)


Кто там
идет по во́лнам,
в кости свои играет?

Трубочист


Брось ты!
Море го́ло.
Да и кому являться?

Сапожник


Вот он
идет…
Это голод
нами идет разговляться.

Батрак


Что ж, иди!
Нет здесь таких, кто упал бы.
Товарищи, враг у борта́.
Живо!
Все на палубы!
Голод
сам идет на абордаж.

Вбегают, шатаясь, вооруженные чем попало. Рассвело. Пауза.

Все


Что ж, иди!
Никого…
И вот
снова будем смотреть бесплодное лоно вод.

Охотник


Так вот молишь о тени в печах пустыни,
умирая ж —
видишь, будто пустыня стынет.
Мираж.

Шофер

(приходит в страшное волнение, поправляет очки, всматривается. Кузнецу)


Там вот,
на западе —
не заметишь ли точечки?

Кузнец


Что глядеть?
Все равно что на хвост надеть или в ступе истолочь очки.

Шофер

(отбегает, шарит, лезет трубой на рею — и через минуту его рвущийся от радости голос)


Арарат! Арарат! Арарат!

Со всех концов.


О как я рада!
О как я рад!

Вырывают у шофера трубу. Сгрудились.

Плотник


Где он?
Где?

Кузнец


Да вот
виднеется
направо от…

Плотник


Что это?
Приподнялось.
Выпрямилось.
Идет.

Шофер


То есть как — идет?
Арарат — гора и ходить не может.
Глаза потри.

Плотник


Сам три.
Смотри!

Шофер


Да, идет!
Человек какой-то.
Да, человек.
Старый с посохом.
Молодой без посоха.
Эк, идет по воде, что по́-суху.

Швея


Колокола, гудите!
Вздыбливайте звон!
Это
он
шел, рассекая воды Генисарета.

Кузнец


У бога есть яблоки,
апельсины,
вишни,
может вёсны стлать семь раз на дню,
а к нам только задом оборачивался всевышний,
теперь Христом залавливает в западню.

Батрак


Не надо его!
Не пустим проходимца!
Не для молитв у голодных рты.
Ни с места!
А то рука подымется.
Эй!
Кто ты?

Самый обыкновенный человек входит на замершую палубу.

Человек


Кто я?
Я не из класса,
не из нации,
не из племени.
Я видел тридцатый,
сороковой век.
Я из будущего времени
просто человек.
Пришел раздуть
душ горны я,
ибо знаю,
как трудно жить пробовать.
Слушайте!
Новая
нагорная проповедь!
Араратов ждете?
Араратов нету.
Никаких.
Приснились во сне.
А если
гора не идет к Магомету,
то и черт с ней!
Не о рае Христовом ору я вам,
где постнички лижут чаи́ без сахару.
Я о настоящих
земных небесах ору.
Судите сами: Христово небо ль,
евангелистов голодное небо ли?
Мой рай — в нем залы ломит мебель,
услуг электрических покой фешенебелен.
Там сладкий труд не мозолит руки,
работа розой цветет по ладони.
Там солнце строит такие трюки,
что каждый шаг в цветомории тонет.
Здесь век корпит огородника опыт —
стеклянный настил, навозная насыпь,
а у меня
на корнях укропа
шесть раз в году росли ананасы б.

Все

(хором)


Мы все пойдем!
Чего нам терять!
Но пустят ли нашу грешную рать?

Человек


Мой рай для всех,
кроме нищих духом,
от постов великих вспухших с луну.
Легче верблюду пролезть сквозь иголье ухо,
чем ко мне
такому слону.
Ко мне —
кто всадил спокойно нож
и пошел от вражьего тела с песнею!
Иди, непростивший!
Ты первый вхож
в царствие мое
земное —
не небесное.
Идите все,
кто не вьючный мул.
Всякий,
кому нестерпимо и тесно,
знай:
ему —
царствие мое
земное — не небесное.

Хором


Не смеется ли этот над нищими?
Где они?
Дразнишь какими странищами?

Человек


Длинна дорога.
Надо сквозь тучи нам.

Хор


Каждую тучу сразим поштучно!
47